Творческая фантазия, читаемая на одном дыхании.

Когда моя девочка просыпается с сияющими волосами цвета морской волны, я знаю, что все будет в порядке. Она подойдет ко мне в мягких тапочках и пижамке с трогательными мультяшными зайцами…

Она с рождения была не такой, как все. Умела менять цвет глаз в зависимости от освещения.

Она уткнется веснушчатым носом мне в щеку, а потом мы будем пить на кухне какао и читать новости в Интернете. Но если утром ее волосы грязно-серые, пиши пропало.

Можно забыть о какао, веснушках и мультяшных героях. Моя девочка будет мрачнее тучи, доведет до истерики учительницу математики, а географ опять уйдет в ботинках не на ту ногу и с дергающимся глазом. Она с рождения была не такой, как все. В полгода умела менять цвет глаз в зависимости от освещения.

моя девочка

  • В год с небольшим научилась за считанные секунды отращивать только что обстриженные ногти на крошечных пальчиках.
  • А в три развлекалась тем, что била током тех, кто казался не слишком достойным доверия.
  • В пять лет она разговаривала басом, и, когда окрестные эндокринологи сбились с ног в поисках причины такого сбоя, она легко перешла на фальцет.
  • В шесть ее любимыми книжками стали истории о русалках, и на досуге она научилась отращивать в ванне блестящий чешуйчатый хвост…

– Редчайшая аномалия нервной системы, – развел руками врач из дорогой частной клиники, мелкими шагами продвигаясь к выходу из нашего дома.

– Один, максимум два случая на миллиард. Боюсь, что достойных доверия исследований не проводилось, а значит, и лекарств нет. Похоже, в России такое заболевание было зафиксировано один раз. Когда я еще учился в институте, мне приходилось слышать о девочке, которая умела запускать молнии.

– Что потом случилось с этой девочкой? – спросила моя дочка.

– Кажется, она случайно сожгла два многоквартирных дома и дачный поселок.

Доктор надел шляпу и выскользнул за дверь.

Пока не опустят занавес

Мы переехали за город и выстроили вокруг дома самый высокий в округе забор, чтобы в солнечные дни наша девочка могла лежать на траве, поочередно окрашивая ногти во все цвета радуги и практикуясь в отращивании крылышек невообразимых форм и размеров. Разумеется, о посещении школы можно было забыть.

Моя девочка

К нам приезжают учителя, которых девочка встречает в толстовке, застегнутой до подбородка, темных очках и тонких шелковых перчатках. – Аллергия на солнечный свет, – говорим мы педагогам и задергиваем занавески, чтобы никто не увидел, как от волнения ее кожа начинает испускать крошечные голубые искры.

Но все же они что-то чувствуют, потому что учительница английского частенько начинает рыдать, едва выбежав за ворота, а историк путается в датах и крестится, когда думает, что на него никто не смотрит.

Вся ее жизнь – в Интернете…

Виртуальные подруги, виртуальные парни, виртуальные прогулки по Парижу. Наши реальные развлечения – походы в кино, в театр или на концерты, где во время представления гасят свет. Мы покупаем билеты на боковые места и пробираемся в зал после третьего звонка, а исчезаем до того, как опустится занавес.

В темноте моя девочка беззвучно подпевает фугам Баха, и с ее губ слетают крошечные облачка в форме ноток. Они поднимаются к потолку, и самые внимательные зрители замечают эти спецэффекты.

Через пару дней вопросы появляются на форумах в Интернете, мы хохочем от души. И ее волосы становятся сияющими и бирюзовыми. Мы гуляем после захода солнца, а на день рождения арендуем на ночь аквапарк. Особенно настаиваем на том, чтобы камеры слежения были выключены. Именинница любит отталкиваться русалочьим хвостом от поверхности воды и взмывать вверх. Иногда она просыпается в отвратительном настроении и с утра бьет током все, что попадется ей под руку.

– Неужели я всю жизнь буду таким чудовищем?! – кричит она и за пару секунд отращивает спутанные волосы до пят.

– И у меня никогда не будет настоящих друзей?!

Тогда я прижимаю ее к себе, вытираю слезы, которые катятся из ее бездонных изумрудных глаз, и обещаю, что когда-нибудь все непременно наладится. Потом я варю какао и звоню историку отменить урок. Похоже, он каждый раз благодарит небеса за нечаянную передышку.

Лекарство без названия

Наша жизнь изменилась, когда девочке исполнилось тринадцать.

– Думаю, вам стоит приехать, – сказал врач, – у нас есть экспериментальное лекарство. Решайте быстро: в 14 лет в нервной системе происходят необратимые изменения, и любое средство будет бессильно. Разумеется, никаких гарантий, побочные эффекты не изучены, но если желаете попробовать…

Мы пожелали. У экспериментального лекарства не было названия – только бесконечно длинный номер на коробочке с ампулами. Доктор набрал прозрачную жидкость в шприц, и в ту же секунду кожа нашей девочки покрылась мельчайшими серебристыми чешуйками, плотными, как броня.

«Ой», – выдохнул доктор, и шприц покатился по полу.

Первая доза оказалась загублена, да и что толку? Ни одна игла не смогла бы пробить сияющую броню, которую в мгновение отрастила наша девочка.

Мы приезжали в клинику много раз, но так и не смогли оценить лекарство. Блестящие чешуйки на ее коже появлялись в кабинете у врача и с мелодичным звоном опадали на ступеньки у выхода.

Медсестры смотрели на них как завороженные. И вот совпадение: после каждого нашего визита в окрестных художественных магазинчиках появлялись поделки из тонких листочков серебра правильной шестигранной формы.

Бездонное синее море

Дни летели один за другим, четырнадцатый день рождения становился все ближе, а бесполезные ампулы так и стояли в шкафу частной клиники.

– Вообще-то инъекция должна быть произведена в стерильной обстановке, – шепнул мне на ухо врач за неделю до праздника.

– Но я не вижу выхода. Сделайте это, когда она спит, она не заметит, – и тихонько положил мне в карман одноразовый шприц и две ампулы.

Я носила их в кармане ровно шесть дней – не могла решиться, а на исходе седьмого набрала шприц. Моя девочка тихонько посапывала во сне. Ее волосы были совершенно обычными – взлохмаченными и темно-каштановыми, а веснушчатый носик казался совсем детским.

Руками она крепко обнимала потрепанного мишку в зеленых штанах.

Моя девочка

Я могла сделать укол, и даже моя феноменальная девочка не успела бы укрыться серебряной чешуей. Ее волосы больше никогда не стали бы розовыми, и, уж конечно, она не смогла бы взмыть к потолку ночного аквапарка, оттолкнувшись от поверхности воды русалочьим хвостом. Наверное, моя девочка что-то почувствовала. Она рывком села и за секунду покрылась чешуйками, только в этот раз они были огненно-красными.

«Мам, ты что?» – еле слышно прошептала она.

Я бросила шприц и топтала его ногами, пока он не превратился в кучку обломков. А потом взяла ее за руку, помогла одеться и повела на улицу.

– Знаешь, – сказала я ей, – в детстве у меня была обезьяна, которую я обнимала во сне. Красная в синих штанах.

– Что с ней случилось?

– Она сгорела вместе с дачным поселком.

– А что потом?

– Кажется, она ни капли не удивилась.

– Потом я научилась дышать животом и представлять, что я – бездонное синее море и ничего не боюсь.

– Круто! Научишь меня тоже? – девочка уткнулась носом мне в щеку.

– Но сначала покажи мне молнию!