Кто я? Меня зовут Наташка. Ну, точнее, Наталия, но так меня никто не называет. Так называла только мама. Когда она была. Мы жили в большом городе. Я ходила в садик. После работы мама заходила за мной, и мы шли гулять. Я бегала по солнечным зеленым улицам, а мама шла сзади. Спелые абрикосы падали прямо на землю. Я подбирала их. Мама запрещала кушать с земли, да я и сама уже большая была, понимала. Я часто оборачивалась, и она мне улыбалась. Мы приходили в наш дом. Самый лучший дом в мире. Поднимались на четвертый этаж. Мама ключом открывала двери, и мы входили в нашу светлую и красивую квартиру. Мама мыла собранные мной абрикосы, и мы ели их вдвоем. А еще мама варила вкусное варенье.  Она говорила, что и дом старый, и квартира маленькая, но я почему-то помню ее огромной и очень светлой. А еще мама говорила, что мы живем в центре. Мама купила яблоки. Скоро  Новый год! Она  пожарила пирожки с творогом и с абрикосовым вареньем. Я одела самое красивое свое платье. Мне разрешили  не ложиться спать в девять часов.

Грохот. Пыль. Мама! Как же мне страшно. Летят выбитые стекла. Холодно. Страшно. Люстра упала на накрытый стол. Темно.

— Мама, мне страшно, включи свет!

Серое утро. Под кроватью холодно, несмотря на то, что мы накрыты одеялами и ковром. Мама греет меня. Дом ощутимо трясется. Из-под кровати я вижу кусочек окна. Там красное небо! Дым мешает дышать. Наши двери открыты. Их открыли страшные, грязные дядьки. Они стреляли из наших окон. Я видела. На нас, спрятавшихся под кроватью, не обращали никакого внимания. Дядьки то убегали куда-то, то прибегали обратно. Было шумно. Они кричали друг на друга и, стоя возле окна, стреляли, куда-то на улицу. Так продолжалось долго. Сколько, я не знаю. Мне очень хотелось плакать и было холодно, от того, что я описалась, но мама мне рукой закрывала рот. Потом что-то грохнуло сильно. Казалось, вспыхнуло небо! Тряхнуло так, что у меня потекла кровь из носа. Я этого сама не видела, мне мама сказала. Дяденьки, мама назвала их солдатами, убежали, но не все. Двое или трое остались лежать под окнами. Они лежали и не дышали. Страшно. Они умерли.

Темный подвал. Люди. Много людей. Воняет дымом и туалетом. Хочется пить. Все стонут и многие, плачут. Я сижу возле мамы на свернутом ковре. Это мама принесла его сюда. А когда мы спустились, ни какого ковра не было. Люди просто сидели и лежали на грязном полу. Горят свечки. Их неровный свет позволяет хоть немного осмотреться вокруг. Все люди грязные и какие-то не одетые. У всех большие и испуганные глаза. Постоянно слышен грохот и дом начинает трястись.

Мы долго лежали под кроватью, потом что-то грохнуло и часть стенки вывалилось на улицу. Я не помню, как мы спустились в подвал. Мама говорила, что я сама шла, но я этого не помню. Помню только сам подвал. Узкий, темный коридор и много людей, стоящих, сидящих и лежащих в нем. Окошки, которые были в подвале, были забиты подушками, одеялами и прочими вещами. К нам, в подвал заходили солдаты.

Они были очень сердиты, постоянно кричали и дрались. Люди спешно поднимались и освобождали проход. Потом они уходили, и люди снова ложились на землю. Сколько мы были в подвале? Не знаю. Может быть день, а может быть и больше. Многие старушки что-то шептали и постоянно плакали.

Мама сказала, что они молили Бога нас защитить. Мне не хотелось кушать, только пить. Мама куда-то уходила и приносила мне воду в чайнике. Холодную воду. А еще, она кормила меня кусочками хлеба и курочкой. Потом, какой-то дяденька принес печку и трубки. Люди стали искать и собирать деревяшки, а дяденька поставил печку посредине подвала, собрал трубки и стал засовывать деревяшки, бумагу и прочий мусор в печку. Потом он зажег спичку, поднес ее к бумаге в печке и закрыл железную дверку. Печка, сначала, немного подымила, а потом загудела, и стало тепло.

— Ну что, надо как то жить. Мамочки, тут, в подвалах, много картошки и других овощей. Я принесу посуду, а вы готовьте и кормите детей.

Он ушел за посудой и больше я его не видела. Мама потом тоже ушла, но она быстро вернулась. Принесла нашу белую кастрюлю, хлеб и чай в пачке. Потом мама вставала, и варила на печке еду. Какую? Не помню. А еще был вкусный и горячий чай.

Детей было много в подвале. Тут я встретила и Ингу, свою подружку по садику, и Олежку, мальчика из соседнего подъезда. Уже школьника. Были еще дети. Инга постоянно плакала, потому что была одна, и ей было страшно. У одного мальчика вся голова была в тряпках. Он мне сказал, что ему осколок попал в голову. И теперь из головы торчит. Он предложил пощупать ему голову, но я испугалась и не стала. Мама и какой-то дяденька постоянно подымались наверх и что-то постоянно приносили. Другие взрослые тоже поднимались, но реже. Один раз мама принесла моего мишку, но я не обрадовалась. Мне было страшно одной оставаться в подвале с чужими дяденьками и тетеньками. Не нужен мне мишка, лишь бы мама ни куда не уходила!

Не помню, на какой день, в подвал спустился очень грязный дяденька. В тот день, вроде, не стреляли. Или мало стреляли. Дяденька очень удивился тому, что много людей в подвалах. Он говорил, что пришел с «Минутки». Это такая площадь, с огромным подземным переходом посредине. Я бывала раньше на «Минутке» с мамой. Я знаю это место. Там красивые многоэтажные дома и много магазинов. Мама спросила его, может ли он нас вывести из подвала туда, где не стреляют. Дяденька сказал, что кроме « Минутки» ни куда еще не пробирался и везде стреляют и пожары, но за самой площадью стреляют мало и можно вообще уехать с города. Не все согласились, но мама сказала, что мы пойдем с дяденькой. После этого, она стала собираться. Стали собираться еще несколько человек.

Мы осторожно шли по улицам. Мама крепко держала меня за руку. В другой руке она держала свою сумку. На улице было страшно. Постоянно что-то гремело и грохотало. Горели дома и деревья, машины. На земле валялось много умерших людей. Мы, не смотря на то, что торопились, шли точно за дяденькой. Он нам показывал, как и куда идти, показывал, что бы нагнулись или требовал бежать. Было очень страшно, и я очень быстро устала. Мама взяла меня, как будто маленькую, на руки. Очень хотелось пить, но я боялась маму отвлечь. Она сама, еще в начале пути, там, возле подъезда, предупредила меня, что бы я не отвлекала ее.

— Доченька, ты уже большая. Мы будем много идти, бежать, постарайся не отвлекать меня. Мне тоже страшно, но мы должны дойти. От этого зависит, будем ли мы вообще жить.

Сказала она мне. И я не отвлекала. Просто бежала рядом, держа ее за руку, пока не устала. А потом я сидела у нее на руках и старалась не смотреть по сторонам, так страшно было.

В одном месте, в подъезде какого — то дома, мы остановились на отдых. Дяденька принес нам железную бутылочку с водой. Мама назвала ее фляжкой. Мы попили, посидели чуть – чуть, переждали, как сказал дяденька, артналет, и пошли дальше.